Антонио Сальери в последний день жизни пускается в воспоминания. Реминисценции не лишены самокритики. Анализируя творчество конкурента, который записывает музыку легко, «без единой помарки», высоко ценил талант Амадея. Он видел «абсолютное совершенство» в музыканте-виртуозе, импровизаторе, композиторе, оказавшем большое влияние на мировую музыкальную культуру. Что и послужило поводом к цепочке неблаговидных поступков, интриг. А впоследствии привело к гибели Моцарта. Как известно, два столетия спустя Сальери был оправдан. Формально он не отравил Моцарта. Но сам-то он понимал, каким образом довел великого композитора до смерти. А на одре не лгут. Ни себе, ни зрителям. Справедливости ради надо сказать, что не только Сальери не без оснований недолюбливал Моцарта – гениального, легкого, позволяющего вести себя подчеркнуто вызывающе, вульгарно... И Амадей также поначалу испытывал неприязнь к оппоненту. Не скрывал презрения к «итальяшке», гастарбайтеру, получившему высокий пост придворного композитора и множество других привилегий. Со временем Моцарт считал, что в лице Сальери обрел друга. Но, как известно, дружба недоброго человека опаснее его ненависти. Вряд ли Марку Розовскому была бы интересна просто история взаимодействия двух композиторов. Она – лишь первый, внешний слой представления. Спектакль глубокий, философский, многоуровневый. Он – о торжестве посредственности, во все века умеющей устраиваться в жизни куда лучше, чем это удается обладателю таланта. Музыка Моцарта в нем звучит не фоном, а значительным аргументом в диалоге заурядности и обладателя дара, земного и возвышенного. А еще это спектакль о формальном лидере, императоре Иосифе II, которому нукеры могут внушить все что угодно. Главное, чтобы были праздники и фейерверки. По окончании спектакля, как всегда – встреча с творческим коллективом на клубном фуршете. Но на этот раз как-то по-особенному тепло, по-дружески, весело. Анжелика Матвеева, открывая встречу, подчеркнула, что спектакли-долгожители – большая редкость. Поставленный в 1984 году Марком Розовским в сотворчестве с Аллой Коженковой во МХАТе «Амадей» из их числа. Спектакль – абсолютная легенда. На нем выросло целое поколение актеров, поколение «Моцартов», их было четыре, поколение публики... И вдруг мастер решает поставить во второй раз прекрасную пьесу Петера Шеффера. Зачем? Розовский приветствовал гостей – я уважаю ваше клубное сообщество и очень рад, что театр имеет возможность сегодня вас принять в качестве зрителей. Необычное время, оно окрашено пандемией. Без зрителей театру худо. Но что поделать, все театральное искусство мира в состоянии комы. Спасибо Вам за поддержку нашего театра. Алла Владимировна Коженкова поведала о необычном знакомстве с молодым режиссером Розовским, в его Московский студийный театр «Наш дом» попасть в который было невозможно, «пробирались через окна туалета». «Я подошла к мастеру в ленинградском троллейбусе и познакомилась. Так мы стали дружить». «С талантливейшей, гениальнейшей Алкой Коженковой я делал самую первую свою работу, спектакль «Бедная Лиза», на сцене Большого драматического театра Георгия Товстоногова в 1972 году. В 1975 году в Ленконцерте мы с ней поставили первую в СССР рок-оперу «Орфей и Эвридика». Затем дружба перенеслась в Москву. Это была наша молодость, наша компашка». Любопытная история предшествовала появлению спектакля «Амадей» в МХАТе имени А.П. Чехова. Если сейчас получение роли молодым актером Табаковым в академическом театре звучит как незначительный факт, то в 1984 году – как нонсенс. Ведь кто-то помнит, а интересующиеся знают, как актеры «Современника» относились к уходу Ефремова во МХАТ. Мягко говоря, не поддерживали. «И я, – вспоминает Розовский, – был мостом, благодаря которому Олег Табаков оказался во МХАТе в качестве актера, в союзе с Ефремовым, получил ректорство в школе-студии МХАТ, а затем и возглавил его. Вот такая театральная история. Да, я хотел поставить «Амадей» заново. Он кассовый, с историей, мы делали его в память об Олеге Павловиче. Но изначально стояла задача не повторить, не вступить в социалистическое соревнование с гением Табакова, а найти иной путь для освоения пьесы Шеффера. Для этого нужна художественная воля и талантливые артисты». И Марк Григорьевич с удовольствием представил «опорных людей в театре»: Заслуженного артиста России Александра Масалова, сыгравшего Антонио Сальери, Игоря Скрипко (Моцарт), Николину Калиберду (Констанция), Константина Иванова (император Иосиф II) и других талантливых индивидуальностей. Делились впечатлениями, ощущениями и клубные театралы. Для Сергея Калашникова спектакль оказался открытием не только из-за глубины постановки, прекрасной игры актеров. Больше всего он был поражен творческой фантазией Аллы Коженковой. «Мне, человеку, далекому от театра, всегда представлялась странной профессия театрального художника, сценографа, художника по костюмам. Я понимал – это нечто, дополняющее главное, работу режиссера и актеров. И вдруг я увидел настоящий спектакль костюма! Как преображались герои, оказавшись в других одеяниях. Настоящее искусство художественного языка». Владимир Девятов, человек, напротив, причастный к сцене, обратил внимание на высочайший уровень игры актеров. «В последнее время редко увиденное в театре может довести до слез, сегодняшний спектакль потряс. Приходя в театр «У Никитских ворот» понимаешь, что репертуарный русский театр жив. Мы в этом убедились». Владимир вручил цветы директору, музыкальному руководителю театра, жене Марка Розовского Татьяне Ревзиной. В заключение встречи Марк Григорьевич пригласил Английский клуб на ближайшие премьеры театра. Спектакли-откровения, где он, как ученик Георгия Товстоногова, продолжает отстаивать эстетические ценности, гуманистические позиции. «Если вы решите ходить в театр «У Никитских ворот», это будет не самое худшее времяпрепровождение. А для нас – продолжение нашего знакомства, дружбы и общения. Клуб – это общение, театр – это средство общения. Здесь наши задачи смыкаются». Текст: Виктория Чеботарева Фото: Василий Редкин |